Я не только в выходные
Воскресенье и субботу -
В дни недели проходные
Отдыхаю без работы.

Встану утром я с просони 
к холодильнику пойду
Ничего там не нарою
только чеснока возьму
В морозильнике повыше 
запах сала приманил
Удержать себя не в силах 
я его с собой схватил

Здоровый амбал -
В плечах самосвал -
На землю плевал
Так, что нефть добывал.
Был дюже удал,
Подковы ломал,
Восторг смаковал,
Афтограф давал.
Но как-то амбал
Красотку узнал,

Обгоняя газ по трубам, мчится,

Обморозив красный нос,

К вам курьером из столицы,

Добрый дедушка Мороз!

Вам от Миллера послание,

Убедительный наказ,

Вам на севере, на крайнем,

Бубенцы, звеня, играют

На чудной одежде.

Взгляд сверкающий вселяет

На любовь надежду.

Отведешь в лесок по тропке,

Под ольхой усадишь.

Зазвучит твой голос звонкий,

Михаил! Привет, дружище!

Сколько нужно рассказать!

Сколько важного, за год, произошло.

Слов не сто, а больше тыщи,

Чтобы все переписать:

Настроение вот, только бы, дошло.

На столе у нежной крошки

Проросла ботва картошки:

Не читать тут, не писать -

Урожаи собирать.

Под чудесным, под столом -

Из песка и пыли дом:

Прямо терем-теремок,

Случилась любовная драма:

Про труп и мочу рассказала,

Филологу Смяткину, дама...

Любовь, как-то сразу, пропала.

Ну, как тут над ним не смеяться?

Подумаешь — дохлая кошка?

Гуманизмом пацифиста

Никого не удивишь,

И, движением Гринписа.

Стоматолог? Что, шалишь?

Не шучу! Скажу я прямо!

Нет гуманнее его!!!

Терпишь свой пульпит, упрямо?

Ваша милая улыбка — сколько в ней любви и ласки!

Сколько нежной, неподдельной и изящной красоты!

Ваша точка с запятою — волшебство, из доброй сказки!

Скобка правая — чудесней, чем весенние цветы!

Был подвал, сырой и грязный -

А, глядишь — тут модный клуб:

Интерьер создал, отвязный,

Да, поставил красный куб.

Или, вовсе, неприметный,

Межквартальный, серый сквер,

«Quidquid id est, timeo Danaos et dona ferentes!»

«Бойтесь данайцев, даже дары приносящих!»

Пусть «дар данайцев» не смущает

Взор, устремленный на дисплей,

И ОСЬ, твою, пусть не стращает

Никакая в мире стройка

Не пойдет легко и бойко,

Если на руку нечист

Инженер-экономист.

«Без принужденья в разговоре

Коснуться до всего слегка»*,

Писать про печи и заборы,

Про телефоны, как мягка

Подушка из лузги гречихи,

Как славен греческий курорт,

Захотел дурак жениться,

Сапоги со скрипом справил,

На франтовую рубашку

Платье мамкино пустил.

Подкрепиться, перепиться:

Все во двор на стол поставил...

А свою невесту Машку

Где пыльные книги и старые счеты?

Куда нарукавники черные дел?

Когда-то был мастер бумажной работы,

А ныне в сетях интернетных засел.

И Дон Жуан неутомимый,

И одноглазый шахматист,

Сэр Самуэль неизлечимый,

И привокзальный пианист.

Хоть ты во славу Мельпомены

Трудов немало положил,

Эбису*, спиннингом отменным,

Поэт, ты такого себе не напишешь,

Ты рифмою дышишь, ты ею живешь,

И красками смелыми что-то там пишешь,

И в поисках слова по жизни идешь.

А мы захотели вот так, по простому,

Там, где Атланту, в холодного мрамора камне застывшем,

Ношу небесного свода не сдвинуть не переместить -

Грузчикам, рук мускулистых движенья могучие слившим,

Можно, из шутки, орбиту планеты любой изменить.

Memento aestate

fusae

Sicut et insonuit

nervo.

Ne memineris,

voluerunt

rursus

uno.

Et oblitus es Domini, et obliti

prorsus

Et vestibulum ejus, et nos

Хвала тунеядцам, бездельникам славным,

От праздности вашей не будет вреда,

Не будет войны, враг врагу станет равным,

И дядька военный уйдет навсегда.

Бездельник не выпустит с шахты ракету,

Диалоги о рыбалке
Начинаются опять.
Об удаче, о смекалке
Начинаем сочинять.

Как же можно не похвастать,
Если рыба удалась!
Килограмм где-то пятнадцать.
Хорошо не сорвалась!

Я жду тебя, как верный пес,

А дверь твоя глуха,

Но подоконник мне принес

Подобие стиха.

А по ступеням сапоги

Безжалостно стучат

И, оттого мои мозги,

Двадцать пять – на старте ты пути!